Голубая вспышка: как неосторожный промах привел к смертельной аварии в Манхэттенском проекте

«...В поисках гармоничного отношения к жизни никогда нельзя забывать, что мы сами являемся и актерами, и зрителями драмы существования». — Нильс Бор, физик

-

Во время Второй мировой войны правительство США сформировало Манхэттенский проект, набирая ученых и инженеров со всего мира для проживания и работы в секретном исследовательском центре в Лос-Аламосе, штат Нью-Мексико. На этой базе в пустыне под руководством Роберта Оппенгеймера они разработали первые в мире атомные бомбы.

21 мая 1946 года физик Луи Слотин доживал последние недели работы над Проектом. Он был экспертом в сборке бомб и сыграл центральную роль, вручную создав устройство «Тринити» для первого испытания в июле 1945 года, всего за месяц до того, как атомные бомбы «Толстяк» и «Маленький мальчик» были сброшены на Японию. Но, как и Оппенгеймер, в последующие месяцы он возражал против продолжения программы создания ядерного оружия и решил вернуться к гражданской жизни.

Слотин проводил экскурсию для Элвина Грейвса, ученого, который должен был его заменить. Незадолго до 15:00 посреди одного из лабораторных зданий Грейвс заметил нечто знакомое: «критическую сборку», на которой специализировался Слотин. Как и экспериментальная ядерная бомба, она использовалась для безопасного испытания реактивности плутониевого ядра.

«Критическая сборка» состояла из плутониевой активной зоны и двух полусферических нейтронных «отражателей» из бериллия.

Грейвс отметил, что никогда не видел демонстрации собрания. Слотин предложил пройти через это за него.

Элвин Грейвс (слева) и Луи Слотин (справа).

С другой стороны комнаты согласился Рамер Шрайбер, коллега Слотина. Однако он призвал его действовать медленно и осторожно:

Коллега Слотина Рамер Шрайбер, который помогал собирать бомбу «Толстяк», сбросил ее на Нагасаки в августе 1945 года.

Позже Шрибер скажет, что этот комментарий был не совсем серьезным, поскольку «мы все были уверены в способностях Слотина».

Идея заключалась в том, чтобы довести реактивность ядра до стабильного уровня и удерживать его на этом уровне, подобно запуску двигателя автомобиля и его работе.

Используя отвертку для поддержки, Слотин опустил верхнюю полусферу над активной зоной, отражая нейтроны обратно в нее, постепенно увеличивая скорость реактивности внутри.

Есть противоречивые сообщения о том, что пошло не так. Зритель сказал, что подход Слотина в этом случае был «импровизированным». Другие сказали, что то, что он сделал, было совершенно нормальным. В официальном отчете Шрайбера он сказал, что Слотин действовал «слишком быстро и без должного рассмотрения», но остальные в комнате «своим молчанием согласились с процедурой».

Отвертка соскользнула, и верхний отражатель закрыл ядро.

«Я повернулся из-за какого-то шума или внезапного движения», — написал Шрайбер. «Я увидел синюю вспышку... и одновременно почувствовал волну тепла». Кажется, отвертка соскользнула, и плутоний стал «быстро критическим», когда отражатель упал на него. Это произошло, как писал Шрайбер, «за несколько десятых доли секунды». Слотин швырнул верхний отражатель на пол, но отреагировал уже слишком поздно. В несколько мгновений после аварии в комнате воцарилась тишина.

Тогда Слотин тихо сказал:

Слотин знал последствия случившегося.

Последствия вспоминались хаотично. Ученые собрались в коридоре снаружи. Слотин набросал схему того, где каждый из них стоял в момент аварии. Шрайбер, который находился дальше всех, вернулся и попытался измерить уровень радиации. Пока он был там, он также забрал свою куртку. В одном внутреннем отчете об аварии говорится, что люди «не в состоянии вести себя рационально» после радиационного воздействия. В нем также говорится, что они могут испытывать «головокружение». Там не говорится, является ли это прямым воздействием частиц высокой энергии или некой реакцией организма на неминуемость смерти.

Слотин умер девять дней спустя от отказа органов. «Чистый и простой случай смерти от радиации», как позже описал его коллега.